вилково 60-е годы
Мне все помнится…

«Сельская молодёжь», 1963, № 2
Юрий Казаков
(В сокращении)

   Никакая это не Венеция, как тут говорят, — ни русская, ни украинская, — это просто Вилково, маленький городок, который обосновали беглые староверы в XVIII веке. Вот что это такое. Плоский, ослепительно белый, залитый солнцем, заросший цветами и виноградом, пересечённый десятками ериков городок.
   Попасть туда не так трудно. Надо приехать сперва в Одессу и не проскакивать ее, а остановиться там хотя бы дня на два или три. И пойти на базар. А по дороге удивляться тенистым тихим улицам, брусчатке и обилию платанов.

   Потом садитесь на поезд, или в самолёт, или в автобус и поезжайте в Измаил. Если вам захочется узнать, как живут люди, пойдите опять-таки на базар. Потому что в маленьких городах уровень жизни определяется уровнем базара.

   Но вам нужно дальше, в Вилково, про который все говорят: «Венеция, Венеция!» — хотя это вовсе не Венеция. Вы садитесь в «Ракету» и мчитесь по Дунаю вниз, к Черному морю. На этой «Ракете» — двигатель в тысячу двести лошадиных сил. Вода под корпусом разбивается не в брызги, а в пыль. И покуда вы мчитесь, вокруг вас все время вспыхивают радуги. Семьдесят километров в час.
   И вот Вилково.
   Я не люблю приморских южных городов. Они выросли там и сям – все эти Алупки, Алушты, Симеизы – не сами по себе, не в силу необходимости, а как пристанище курортников. И дома там строятся будто затем только, чтобы потом сдавать их курортникам, рубль за сутки одна койка, и рестораны там, парки, кино, пляжи и все остальное – тоже для приезжих. Уедут курортники, и города эти закрываются, как театры после спектакля.
   Но этот город, тоже южный – это настоящее. Здесь живут и работают во всякое время года. Вот уже двести с лишним лет эти люди обживают Дунай. Поколения и поколения прошли, отжили в одной заботе: сажать фрукты, виноград, кукурузу и ловить рыбу. Где-то вдали от этих мест пьют вино и едят рыбу и, может быть, вовсе не знают и не думают о каком-то Вилкове, но все равно двести лет выращивается виноград и ловится рыба именно здесь.
вилковский двор   Прямо от порта идет улица, вымощенная брусчаткой. Вдали две церкви. Они покрашены алюминиевой краской и далеко сверкают. Чистые дома. Вокруг каждого дома посыпано толчёной ракушкой. Есть и базар, но маленький. Наверное, потому, что некому продавать. Тут почти у каждого всё своё.
   Я не пошел ни в какую гостиницу: надоели они мне хуже горькой редьки своими графинами с кипячёной водой, казёнными запахами, своими отметками, прописками и анкетами.
   Я зашел в один дом, в другой, а в третьем и остановился. Хозяина, Арефия Гнеушева, не было дома: он рыбалил под Измаилом. И вся родня его рыбалила. А родни у Арефия тут полно.    Хозяйка рассказала мне про отца Арефия, сколько у него было детей. Три жены у него было, а детей – хозяйка все время сбивалась: не то двадцать один, не то двадцать три. И вот ее муж, этот самый Арефий — один из них.
   Сам Арефий приехал поздно в субботу. Хозяйки не было дома, и Арефий зашел ко мне. Загорелое, посечённое ветрами лицо было у него, очень доброе, открытое, и бирюзовые глаза, совершенно бирюзовые при ярком свете, а если потемнее, то просто серые. И сипловатый голос. Рыбак как рыбак – в сапогах, в брезентовой робе, весь пропахший рыбой. Привёз он с собой собаку. Приблудная была собака и ходила за ним по пятам. Низкая, кургузая и умная, какой может быть только дворняга. Арефий глаз с нее не сводил и весь лучился добротой.
   — Шарик! Шарик ! – кликал он и трепал ее по загривку. –У!.. Псина!.. Пристал, а нам домой ехать, — объяснил он мне, вроде как бы смущаясь немного. – Как его бросить? Та! – думаю. И взял, пущай живет. У!.. Шарик!
   Посидели, поговорили о погоде, рыбе. Арефий все слушал, не стукнет ли калитка, не придёт ли жена. Он явно томился.
   — Выпить бы… — наконец не выдержал он.
   — Все небось закрыто? – предположил я.
   — Та!.. – радостно поднялся Арефий. – Та зачем вам тыи ларьки! Я, конечно, рыбалка простой, у нас тут все просто… Если хочете по-нашему, пойдемте до соседней хаты.
   И мы пошли. И настроение у нас сразу поднялось. То слева, то справа от нас все ерики, а мы топаем по мосточкам, по двум проложенным доскам. Иногда мы переходим эти ерики. Тогда эти доски уже служат мостиком, и перильца есть.
   — А ведь если крепко выпить, тут и не пройдешь, — говорю я, еле поспевая за Арефием. (Удивительно проворен русский человек, когда захочет выпить!)
   — А мы привыкли, — смеется Арефий. Та и мелко в ериках, не утопнешь.
   Заходили в какую-то хату – вернее, во двор, мощенный кирпичом.
   — Хозяйка! – кричит Арефий. – Вино э?
   — Немае, — растягивает в ответ хозяйка. – Неделю только стоит.
   — А ну, давай послухаем, — сомневается Арефий.
   Хозяйка ведет нас в куда-то в пристройку, к большой бочке. Арефий снимает шапку и приникает ухом к бочке.
   — Гуляе, спустя минуту разочарованно говорит он и надевает шапку.
   Слушаю и я. И слышу в бочке отдалённый шум, как морской прибой, как симфонический оркестр, радостная далекая солнечная музыка бродящего вина.
   Я потом пробовал такое вино. Оно розовое, пенистое, слегка мутновато, очень сладко и почти не пьянит.
   Выходим и почти бежим уже до другой хаты. Но нам не везет и в другой и в третий раз: у всех вино еще «гуляет». Наконец, забравшись что-то уж очень далеко, находим настоящее, созревшее, темно-рубиновое вино.
   Во дворе темно, тепло, крупные звезды наверху. Нам зажигают свет в беседке, приносят кувшин вина, черного винограда, и белого хлеба. Мы садимся, стаскиваем шапки. Арефию охота говорить, но говорить не так просто. А слегка выпивши, когда слова сами выговариваются, он торопится скорее все привести в соответствие. Выпивает стакан, два, заедает виноградом, закуривает. И пошел, и пошел разговор, слегка бессвязный, с пятого на десятое…
вилково рыбак   … Сипловатый голос у этого Арефия, как я уже сказал, и скромность, приветливость, доброжелательство – все то, что делает человека добрым с виду. И вот я думаю: он ли один такой здесь простой рыбалка, бесхитростный и в то же время умный и справедливый, или всё Вилково такое?…
   Два месяца прошло с тех пор, как я там был, а мне все помнится солнечный теплый октябрь, мутно-зеленый Дунай, румынская загадочная Добруджа, белый городок Вилково, белые чистые дома, брусчатка на улицах, темно-багровое вино, виноград будто в серебряном пуху, огромные рыбы в ледяном лабазе, и смуглые рыбаки, и солнце, и метёлки тростника высоко над головой, и неисчислимые стаи всякой птицы, розовые и белые цапли и вертикально стоящая Большая Медведица.
   Декабрь 1962 год

  1. Щерабатов Иван Никонорович

    Замечательный и познавательный очерк о нашем город. Большое спасибо!

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*Выберите изображение для Вашего комментария (GIF, PNG, JPG, JPEG): Файл не должен превышать 5 мб.